skip to content

Крест и судьба

Что есть красота? Почему ее обожествляют люди? Действительно ли она так важна в жизни и так ли огромно ее могущество?

Моя двоюродная сестра — молодая, симпатичная девушка из хорошей семьи — без памяти влюбилась в Алексея, избалованного женским вниманием сельского музыканта, да еще и красавчика.

Я так и вижу его — рослого, статного, с загорелым лицом, золотой шевелюрой и синими выразительными глазами. Все это ему досталось не усилиями и трудом, так — даром. Подарок судьбы. Она распорядилась на горе многим, кому пришлось с ним столкнуться поближе.
Но, справедливости ради, надо сказать, что он не прилагал особых усилий, не расставлял хитроумных ловушек и сетей, заманивая в них доверчивых и неопытных женщин и девушек. Восхищение и любовь окутывали его волнами всюду, где он появлялся. Это — на свадьбах, народных гуляниях и прочих веселых затеях, где он проводил большую часть своего времени.

Репутация бабника ничуть ему не вредила, выбор невест у него был огромен. И когда Алексей посватался к Марии, она с трудом поверила своему счастью.

Вся наша родня была против этого брака. Отговаривали ее дружно и долго, но она, словно под гипнозом, твердила одно: что без него будет несчастна всю жизнь, что у нее такая любовь, которая преодолеет любые преграды и трудности.

До работы, по правде говоря, Алексей не был хваток, да и не у кого ему было учиться, если родители никакого примера не подавали, оттого и жили бедно. На гармошке он выучился играть у соседа и этим перебивался сяк-так, особо не утруждая себя работой.
Не стали мои дядя с тетей упорствовать. Сыграли свадьбу — веселую и богатую. Затем закипела работа: сообща всей родней построили молодым ладный домик в живописном месте. Работы вел отец — чудесный мастер. И получилось все на славу.

Родители невесты не стали корить ее за ослушание, дали хорошее приданое.

После замужества я редко видела свою двоюродную сестру. Знала, что живут они вместе, но не так счастливо, как ожидала Мария, а так, как предсказывала вся родня. Он — на гулянках и с любовницами, она — по дому, по хозяйству, да четверо детей.

Почти ежегодно я приезжала в село, и все родные собирались на встречу, кроме Марии. Она не могла оторваться от хозяйства, от детей — малмала меньше. Вместо нее приходил Алексей.

От обильных застолий Алексей начал грузнеть. Вместо чудесного смуглого загара появилась краснота кирпичного цвета, от курева пожелтели некогда белые зубы. От золотой и пышной шевелюры мало что осталось, а глаза утонули в полных щеках. Обычный дядька, еще не старый, вполне приличный, не алкоголик, но брюзжание и недовольство совсем отбивали охоту общаться с ним. Поэтому и в гости к ним не хотелось, хоть и звали каждый раз.

Мария настолько была поглощена заботами о доме, детях, хозяйстве, что у нее не оставалось ни крошечки времени для себя, для какой-то личной жизни. Она стоически терпела измены мужа, его лень и безделье. Как шахтерская лошадь, изо дня в день тянула непосильный груз забот.

А муж при этом капризничал, требовал к себе внимания. В дом он мало что приносил, но одеваться любил хорошо, ведь он — музыкант. Всегда на людях, всегда на праздниках, а значит не должен смотреться оборванцем.

Избалованный свадебными деликатесами, мог запросто скинуть со стола обычную еду. После придирок и скандалов пошли драки. И тогда, в один прекрасный день, она его оставила. Ушла на день ухаживать за больным отцом и больше не вернулась.

Дети к тому времени уже разлетелись кто куда, совсем юные, да и ей не было еще сорока двух лет.

Ушла в чем была. Не стала ничего забирать, требовать, делить.

Алексей, прочно и удобно угнездившийся на ее шее, так долго ею помыкал, что поначалу не мог поверить в серьезность этого бунта. Да и мы все были поражены, как громом.

Спохватился он только на второй день, когда в хлеву подняли крик голодные свиньи, замычала корова, и он, непривычный все это обихаживать, разъярился не на шутку и послал гонца за женой с приказом явиться домой и приступить к своим обязанностям по дому и хозяйству. Он даже мысли не допускал, что эта безотказная и безответная «машина», обеспечивающая ему комфортную и безбедную жизнь, даст такой сбой. Эгоистичный и себялюбивый, лентяй и бездельник, непривычный ни к какой умственной деятельности, он не способен был оценить серьезность положения. Ему впервые выпало такое испытание.

Раздраженный и обозленный, он сам пришел за женой с огромным желанием хорошо ее проучить. Но не тут-то было! Незаметно выросшие сыновья уже могли постоять за мать.

Затем стал действовать через родственников, уговаривая всех, чтобы ее пристыдили, уговорили и вернули на «рабочее» место. Но не нашлось такой силы, которая заставила бы ее изменить свое решение.

Вскоре Алексей женился, и все облегченно вздохнули. Он милостиво разрешил забрать одежду и личные вещи, но Мария сказала, что в свою новую жизнь она ничего не хочет тащить из прежней, и книга жизни, написанная вместе с ним, окончена. Теперь она пишет новую книгу, с чистого листа.

Мне так захотелось повидать Марию. Ее действия как-то не укладывались в общепринятые стереотипы. Да и в браке она вела себя нетипично: не ныла и не жаловалась, не обсуждала ни с кем похождения мужа, не преследовала его любовниц. Для простой необразованной женщины, она вела себя с удивительным достоинством и благородством. Тяжелая, беспросветная жизнь, огромные нагрузки не превратили ее в затюканную темную бабу. Что помогло ей?

Первое, что я спросила при встрече, не сожалеет ли она, так лихо перечеркнув прежнюю жизнь?

— Ты не представляешь, как я молила Бога, чтобы он бросил нас, когда еще дети были малы. У него столько было любовниц, и мне очень хотелось, чтобы какая-нибудь увела его из нашего дома. Мы бы вздохнули свободно.

Поначалу, правда, все было хорошо. Я ничего не замечала, пьяная была от любви, только им и жила. Сил у меня было много, крылья за спиной от счастья. Но с рождением детей все переменилось. Они его раздражали. Слепота моя пропала враз, а с ней и любовь улетучилась, когда я увидела, как он равнодушен к детям.

— Но что-то же было в нем, достойное любви?

— Его все любили просто так, можно сказать, ни за что. За гармошку, за веселье, за огненные взгляды, за удаль молодецкую. И я его полюбила от дури, от недостатка опыта, по молодости незрелой, за красоту. Но это на свадьбах да на праздниках он такой, а дома — хуже коросты. Я уже не замечала его красоты, мало того — он стал мне неприятен.

— Почему тогда не ушла от него?

— А куда? К своим добрым родителям? С оравой детей? К тому же у родителей жили еще две незамужние сестры. В общем, некуда мне было уходить.

Я окаменела, а все силы души и всю любовь стала вкладывать в детей. Тяготы и страдания заставили меня совсем по-другому посмотреть на свою жизнь и жизнь вообще.

Я пришла к выводу, что страдания очень полезны, мало того — они необходимы. Без плохого невозможно узнать хорошее, как без болезни — ощутить счастье быть здоровым. Страдания и напасти ломают человека хлипкого, а у сильного очищают душу, освобождая от суетного и незначительного, делают его мудрее, умнее и сильнее.

Человек должен отвечать сам за то, что он выбирает и делает. Мы все несем свой крест. У кого-то он легкий, невесомый, а кто-то еле бредет, спотыкаясь от тяжести, а то и падает от непосильного бремени.

По молодости и глупости, я впопыхах, от нетерпения, особо не раздумывая, схватила самый роскошный и большой крест, увитый пышными розами, ослепленная его красотой. А крест-то оказался тяжеленным, а розы — с острейшими шипами. Но я безропотно его тащила, уже не замечая его роскошной красоты. Сама выбрала, сама и отвечать должна.

Мне многое тогда открылось.

Собрала я как-то своих детей и говорю: «Вы не должны испытывать к отцу вражды и отчуждения. Только благодаря ему вы стали такими самостоятельными, ответственными, работящими и добрыми. Никто из вас не пошел по плохой дорожке, у каждого по несколько специальностей. Вы рано повзрослели и встали на крыло, потому что надеяться было не на кого. Так что и у плохого есть обратная сторона — светлая».

Но дети не пожелали поддерживать с отцом отношения. Говорят, детство неохота вспоминать.

— А как он с новой женой ужился?

— Никак! Она очень быстро ушла. Гулять — это одно, а жить будничной жизнью — совсем другое. Он потом еще несколько раз женился. И к себе привозил, и сам в примы ходил. Ни с кем не ужился. После каждого развода приходил ко мне и просил-умолял вернуться к нему.

Мне его было жалко по-человечески, но никакая сила не заставила бы поменять свободу на неволю. Надо пожить в рабстве, чтобы оценить свободу и дорожить ею.

— А одиночество?

— Выдумки все это про одиночество. Я ж не в тюрьме. Заскучала — иди на посиделки, в гости, в магазин, в церковь, да куда хочешь. У меня есть сестры, племянники, родни полсела. Делай, что хочешь, ни перед кем отчета не надо держать.

Мне по сердцу любая работа, я к ней привычна. Еще со своего замужества взяла себе за правило — лучше делать работу с любовью и удовольствием, чем с причитаниями и отвращением. Плохое настроение вредно для здоровья, да и детям плохой пример.

— Ты с возрастом просто расцвела, и старость тебя не берет. Седины нет, стройная.

— Это от свободы и благополучной жизни. Дети выросли, они мне уже и опора. Не знаю, лучше ли я стала, но умнее — это точно. Я узнала добро и зло, приобрела опыт. И это знание не поменяю ни на какие молодые годы. Люблю свой возраст и свою жизнь. В моей шкале ценностей все-все поменялось. На первом месте — свобода, а вот красота вовсе там не значится. Не вижу я ее в упор. Я теперь вглубь смотрю, в самую сущность.
Я в церковь люблю ходить не потому, что набожна — душа моя там отдыхает. За детей молюсь, за внуков, пение завораживает, лица человеческие в церкви трогают осмысленным выражением. Выхожу из церкви — праздник у меня на душе.

— Но разве человек может поменять свой крест, изменить судьбу?

— Именно так и бывает, когда круто меняешь жизнь, делаешь другой выбор не глупо и бессмысленно, а здраво поразмыслив и правильно рассчитав свои силы. У меня теперь очень скромный крест, почти невесомый, совсем воздушный, украшенный васильками да ромашками...